1 -  Имя и фамилия, кличка
Лемешко (ударение на второе Е) Александр   - Сашко (ударение на О)
2 -  Возраст:
19 июня 1929 года рождения
3 -   Статус:
Воспитанник.
4  - Характер:
Прежде был весьма веселым, неугомонным и очень живым. Обожал подшутить (правда – никогда не зло, хотя порой и не очень добро) над теми, кто ему не нравился, обожал разного рода авантюры (такие, как забраться в развалины церкви, взобраться на крышу и прочее) и – одновременно, с удовольствием помогал старшим, участвовал в активной пионерской деятельности. Теперь же все резко переменилось, и Сашко теперь похож на пойманного дикого волчонка – старается куда-то скрыться, сжимается, стараясь спрятаться, если рядом громко говорят – особенно взрослые.
5 – Обитание:
Второе Страшное время – 1942-1945 гг.
6 -  Биография:
Вероятно, до войны в папке в кабинете директора школы  № 5 поселка городского типа Лубны, что под Полтавой, были документы, в которых было написано: «Лемешко Александр Васильевич, 1929 года рождения. Часто нарушает  дисциплину, правила школы, ведет себя недостойно звания пионера».  На самом же деле – Сашко (второй сын местного врача Василия Александровича и секретаря местного отделения милиции Зинаиды Григорьевны – в девичестве Прокофьевой) – просто имел до недавних пор характер живой, веселый и неугомонный. Который загонял его на крыши, «советовал» запустить снежком в окно нелюбимому учителю, забросить ранец другого такого же хулигана и «смертельного врага» Граньки Свечникова на крышу сарая, залезть в развалины старой деревянной церкви. И прочие шалости – не причинявшие, впрочем, большого вреда никому вокруг, но с радостью и энтузиазмом делимые (а то и по предложенные к исполнению) старшим братом Славкой.  Зато и на школьных субботниках и вечерах самодеятельности, в кружке за борьбу с безграмотностью, в зарождающемся тимуровском движении – помогать родителям, женам и детям воинам Красной Армии – в этом Сашко тоже был не из последних. Отец никогда не наказывал детей – ни обоих братьев, ни младшую – Олеську; хотя всем троим доставались подзатыльники от матери. Отец же, полагая битье методом непедагогичным и, вероятно, небезопасным для здоровья, больше «внушал сознательность» словами. Ни Славка ни Сашко особо не «внушались». Слушались они больше дядю Семена – военного моряка и «старого революционера», который – когда наведывался в гости -  был к мальчишкам довольно строг и порой даже вбивал понятие о дисциплине как и мать – подзатыльниками.  Хотя по этому поводу Василий Александрович с братом ругался. Но тот возражал жестко, что, мол, их троих отец вообще порол, и ничего – толковыми выросли, а не то что… При этом дядя сплевывал на пол и многозначительно замолкал. Но и Славка и Сашко знали – про кого дядя молчит так неодобрительно. Про отца матери, который в прежние годы был сельским богомазом и рисовал иконы в церкви – тогда еще действующей – для старух и толстого бородатого попа в пыльной рясе, а потом – когда загремела революция – переметнулся (мать так и говорила – «переметнулся») на сторону восставших крестьян и рабочих и стал писать агитплакаты. В огне революции потерял своего старшего сына Никиту и жену. Ни особо верующим, ни особо пламенным революционером дед Грицко не был, просто любил рисовать. Человек он был хмурый, нелюдимый и рассеянный. С семьей дочери отношения поддерживал мало и неохотно. Да и мать Сашко и Славки не особо стремилась к общению с отцом, не одобряя ни его пристрастия к выпивке ни того самого «переметнулся». Да и характер у  деда Грицко был не сахар, а пахло от него всегда красками, ацетоном и лаком – запахи, которых младшие Лемешко – все трое – не особо любили. Да и самого угрюмого деда Грицко не особо. Мать отличалась от своего отца. Она была веселой и смешливой, как и Василий Александрович. В доме Лемешко – когда мальчишки не были причиной плохого настроения из-за своих шалостей – все часто звучал смех и шутки. Всем нравилось гулять по городу в выходные дни, бывать  в приезжающем цирке-шапито, устраивать прогулки. Это были самые счастливые годы жизни. Были… А потом… Ох, как же тяжко Сашко вспоминать об этом. Не хочется. До позорного щенячьего скулежа и визга. А спрашивали. Взрослые спрашивали. Здешние – свои.  Он рассказывал, трясясь от ужаса. А потом выл и скулил, ревел, как девчонка, забившись в самый дальний и самый темный угол – чтоб не нашли и не избили за слезы, за страх. По тому что то, что спрашивали, по иному вспоминать не получалось – невозможно.
Отец и дядя ушли на фронт почти сразу же. Славка тоже рвался, но тут отец повысил голос – впервые в жизни – и старшему сыну просто приказал остаться. Потому как: «Ты же теперь старший в семье». Тогда Сашке хотелось, чтобы Славка все же ушел на фронт, а он – Сашко стал бы «старшим в семье». Тогда… Через несколько дней в Лубны заявились немцы. Смеялись, трепали местных ребятишек по головам и щекам. Смеясь, пили самогонку у деда Микиты; смеясь, ловили кур и уток; смеясь, фотографировались на фоне сброшенного с горсовета красного знамени; смеясь, бегали за местными девушками… Ребятня думала, что это такая забава типа салочек, и пыталась тоже принимать участие, но мелких с тем же смехом прогоняли… Смеясь, немцы застрелили сначала собаку Григория Прохоренко, бросившуюся на защиту хозяйки, а потом и самого Григория. Тогда смех кончился.  Пару недель в Лубнах стояла почти мертвая тишина, когда люди боялись говорить громче позволенного и за три двора обходили  дом Тараса Грыщевича, ставшего Лубненским старостой и поселившего у себя немца-коменданта с охраной. Некоторые взрослые куда-то пропали. Пошли слухи, что  ушли к партизанам. Когда же через несколько дней после объявления Тараса Грыщевича старостой кто-то из оставшихся в Лубнах мужиков, не стерпевших, что из дома Грыщевича чуть ли не ежедневно раздаются пьяный ор фрицев, выстрелы и  жуткие женские вопли и причитания, по простому запалил Грыщевичев дом.  Реакция последовала незамедлительно. Инициаторов  и исполнителей пожара немцы расстреляли на глазах у всех на Лубненской большой площади перед памятником Ленину, а всех остальных согнали в памятную церквушку и запалили.
Мать успела вытолкнуть сыновей и крикнуть, чтоб бежали, ее тут же ударили прикладом по голове, и она упала.  Маленькую Олеську уже зажала воющая от ужаса толпа. Братья Лемешко и еще пара пацанов, которым удалось вырваться в суматохе, рванули к лесу. Позади раздались выстрелы. Упал вниз лицом и раскинув руки  Колька Сафонов, Сашко почувствовал, как ожгло плчо. Но Славка крикнул брату, чтобы тот не останавливался, и они продолжали путь. Настигли их уже ближе к вечеру – с собаками. Почему и как не убили – этого Сашко так и не понял. Их избили чуть не до полусмерти и куда-то погнали. Рычание и  взвизгивающий лай рвущихся с поводков собак сопровождал весь их путь, закончился у плетеного забора, обнесенного колючей проволокой. Это был концлагерь под открытым небом, куда немцы собирали всех, кого отлавливали в ближайших окрестностях. Постоянный голод, избиения, ледяной ливень и невозможность согреться, почти ежедневные расстрелы и смерти от других причин – это все то, что Сашко хотел бы раз и навсегда забыть. Как и тот момент, когда его руку сжала «железная» хватка в черной кожаной перчатке, а к запястью, а затем и к предплечью  поднесли раскаленный железный штамп. Били за все: за то, что пытались утаить хоть кроху хлеба, за то, что пытались спрятаться от дождя под навесами, под которыми укрывались сами фашисты, за плач, за то, что у охранника просто плохое настроение, за то, что у охранника настроение хорошее и ему хочется поразвлечься… 
Продолжалось это три месяца, потом лагерь снялся с места и пленных погнали куда-то на запад. Истощенный Славка все же решил, что это хороший момент бежать. Он договорился с одним из пленных – красноармейцем Гоги Ревадзе, который старался как мог облегчить мальчишкам существование, и дядя Гоги в одну из ночей он оглушил часового и рванул с мальчишками  прочь от колонны, к реке. Перебрались успешно, но продолжали бежать. От голода и слабости кружилась голова, подламывались ноги. В какой-то момент Сашко просто рухнул в глубокий овраг без сознания.  Пришел в себя, осознав, что над ним кто-то разговаривает – громко, яростно ругаясь. Вскочил и попытался сбежать, но был уложен на носилки с приговорами: «Куды ж ты, хлопчик, дергАть удумал? Вот ведь, изверги-звери – что над пацаном учинили». А после этого Сашко оказался сначала в госпитале, где его «вытянули» из воспаления легких, а потом и в Доме. Где сейчас старший брат Славка и что сейчас с отцом и дядей – он не знает. В Доме не сходится ни с кем, осторожничает, взрослых до сих пор панически боится. Никак не привыкнет к тому, что еда (пусть даже малая) в наличии. Потому порой подворовывает, хотя старается это в себе пересилить и перебороть.
7- Внешность:
После концлагеря и прежнего голода Сашко непомерно худ и костляв. К  тому же – он все еще растет, так что движения угловатые и неловкие. Сутул, так как почти все время горбится, стараясь оказаться незаметным. Говорит очень тихо и чуть заикается. Волосы  еще совсем недавно были густыми светло-русыми  и упрямо топорщились, создавая  на голове задорный беспорядок, теперь же это короткий светло-русый «ежик», который растет неспешно, покрывая собой череп в шрамах от ударов. На левом  предплечье выжжен лагерный номер. В серых глазах все еще таится страх и выражение забитости, хотя от того, что произошло с ним, прошло уже почти два года.
Одет, как и многие мальчишки Дома в это время – в темно-серую рубашку, потрепанные серые штаны от старой школьной формы, тяжелые ботинки на размер больше.
8 – Способности:
Прежде увлекался авиамоделированием, умеет стрелять из «Калашникова», сносно понимает немецкий. 
9 - Для Ходящих на Лунную Сторону (только для детей):
Опишите как выглядит  Ваша  «точка выхода» на Лунную.
---
10 - Пробный пост:
Тема будет указана дирекцией Дома после того, как будет проверена основная анкета.
11 - Подпись:
813
12 - Как часто будете появляться:
---
13 - Связь:
---
14 - Разрешите ли использовать анкету персонажа другим игроком в случае вашего ухода?
---